ГАЛЕРЕЯ «САРАЙ»
Юрий александров. Переплет. (выставка-акция)
(Всего час, максимум полтора, 17:30-18:30)
Книга. Объект. Графика
Книгу делает книгой переплет – без него стопка листов бумаги вообще рискует быть утраченной навсегда, раствориться без остатка во времени и пространстве. «Попасть в переплет» – примерно то же, что «влипнуть в историю», то есть почувствовать на себе железную хватку жизни, – катился, катился Колобок и докатился…
Могущественное слово «переплет», сила и власть которого позволяет книге быть книгой, в данном случае, имеет самый что ни на есть прикладной, ремесленный характер: Юрий Александров – профессиональный книжный художник, сколько книг одел, обул, оснастил, переплел, наконец… Его отличает умение видеть книгу целиком, как объект, быть режиссером нашей встречи с книгой, превращающейся в мини-спектакль: книга в руках оживает, изменяется, раскрывается навстречу смыслу (или прочь от него). Сочетание в экспозиции авторских книг-объектов и традиционных кодексов в типографских переплетах не выглядит искусственным: всюду присутствует остроумный ход, неожиданное, парадоксальное, даже провокационное решение – техническая находка и в то же время оригинальный образ, позволяющий книге состояться.
Две грубых деревянных чурки, соединенные железными петлями, — книга «GOTT MIT KUNST» – матрица для печати. Максимализм девиза обеспечен формой книги (скрижали или створки алтаря). Чудесные книжки-игрушки – стихотворение «Человек надел трусы» А. Вознесенского и английский стишок «Вот дом, который построил Джек», чтение которых буквально разворачивается в пространстве. Причем страницы, каждая из которых самодостаточна, складываются в единую протяженную картинку. Типографские издания «Прогулки за искусством», «Русская красота», «Русский комикс» имеют вполне обычный переплет, а вот суперобложка, будучи развернута, может работать и как плакат, причем обратное превращение в обложку предполагает два варианта.
Изящество и точность остроумно найденного решения отличает простые, безыскусные вещи, минималистичные и даже нарочито грубоватые в исполнении. Образ советской «бедной» — скромной, невидной, казенной книги концептуализируется, переосмысляясь в книжных объектах художника в образ некой архаичной, матричной «пракниги», а его издательские творения вбирают в себя некоторые черты рукотворности.