Не секрет, что официальный телесный канон раннего советского искусства парадоксально характеризовался «избытком обнаженной плоти» – парадами с участием полуобнаженных гимнастов, многочисленными статуями спортсменов, расцветом спортивной фотографии и кинохроники. Утопический аскетизм и ущемления телесности ради революционных установок сменились восторженно «биофильским» отношением к жизни. А физическое здоровье и красота тела, обеспечиваемые спортом и натуризмом, стали отличительными чертами нового советского «сверхчеловека». Лекция посвящена теме мужской и женской наготы в советском искусстве 1930-х годов, которая вполне может толковаться современным зрителем не только как пропагандистский визуальный образ молодого и витального социалистического сообщества, но и как признак скрытого евгенического дискурса.